«"/

Международный фестиваль Earlymusic

Мы ломаем стереотипы, открываем неведомое, формируем вкус!

 

 ÖЛИМЬЮЗИК изучает и представляет российской публике музыку, танец, театр, поэзию барокко и ренессанса в их аутентичном исполнении, связывая культурное пространство России и Европы;

возрождает русскую придворную культуру XVII-XVIII вв. и мир русской усадьбы;

представляет музыкальные традиции народов России;

знакомит публику с персидской, японской, османской, китайской, корейской и другими культурами.

 

Исследовательские и образовательные программы Фестиваля, которые длятся в течение всего года, объединены под именем Old AXL Academia Earlymusic.

 

Фестиваль проходит ежегодно осенью в концертных залах и дворцах Санкт-Петербурга и его пригородов. Отдельные концерты повторяются в Москве и других российских городах.

ÖЛИМЬЮЗИК был основан в 1998 году в Санкт-Петербурге Элизабет Уайт (директором Британского Совета с 1998 по 2001 гг.), Марком де Мони и барочным скрипачом Андреем Решетиным.

 

Искренне благодарим спонсоров, партнеров и друзей за поддержку, сотрудничество и помощь!

Андрей Решетин

Летний Сад

Уничтожен при реконструкции

Андрей Решетин

А. Ф. Зубов. Летний дворец с садом, 1717 г. (фрагмент)

Прошло три года с тех пор, как петербуржцам был представлен новый Летний сад. Буря первых эмоций улеглась. Было время присмотреться, попривыкнуть, выслушать комментарии создателей, подвергнуть сомнению собственные реакции. Теперь можно вновь вернуться к разговору об этом особенном месте, создававшем многие поколения петербуржцев.

Невская ограда

Ограда принадлежит городу много больше, чем саду. В сад можно и не заходить, но как не смотреть на ограду, украшающую главный проспект города — Неву? В Санкт-Петербурге есть ограды кованые и есть литые. Глаз различает их сразу: литые — тяжелые, плотные, например, перед Русским музеем на площади Искусств или на набережных Мойки. Кованые — легкие, ажурные. Красивейшая из них — Невская ограда Летнего сада. Набережные Фонтанки тоже украшены ковкой. Подобное объяснение отличия ковки от литья самое простое и достаточное, но для нашей темы стоит несколько больше углу- биться в вопрос. В отличие от стены или забора ограда отделяет внутреннее от внешнего, не разделяя, благодаря тому, что пропускает свет. То, что происходит со светом, проходя- щим сквозь ограду, меняет мир по ту ее сторону — он видится иным. Объектом творчества художника (архитектора), работающего над проектом ограды, является именно свет, а не узор. Рассматривая все варианты чертежей Невской ограды, мы видим, что они равно кра- сивы, но играют со светом по-разному. Вообще, свет — один из главных героев архитек- туры барокко и классицизма, он оживляет архитектуру и превращает ее в театр. Играя со светом, создавая волшебный мир по другую сторону ограды, художник достигает нужного ему результата, распределяя длины, толщины и узлы (пересечения) деталей, а также вы- бирая материал. В качестве кадансов, структурирующих мысль, но не мешающих основ- ному замыслу, художник использует украшения (декоративную отделку). У нее та же роль, что и у знаков препинания в письменной речи. Конечно, художник может пожелать вста- вить и дополнительные украшения, чтобы подчеркнуть свой вкус, добавить шарма, однако в классицизме хорошим тоном по отношению к этим вольностям было — уметь, но избе- гать.

Материал, точнее, способ его обработки, был очень важен, так как ковка и литье действуют на свет абсолютно по-разному. Литье больше внимания притягивает к узору, по-

этому он должен быть богаче. Хорошая ковка буквально растворяется в свете, поэтому художник использует длинные, тонкие элементы с минимумом узлов. Марево или биение, которое дает свет в зависимости от ракурса и дистанции, определяется расстоянием между элементами конструкции (мы говорим о ковке). О том же можно сказать иначе: ко- ваная ограда обрамляет свет; свет — вот главный элемент, а узор ограды — украшение. В литой ограде — свет является волшебным украшением, а главным — металл. Стоит до- бавить, что кованую ограду нельзя чернить, в то время как литой это к лицу.

Такое подробное объяснение необходимо, чтобы понять, что именно предлагается нам под видом «аутентичной реконструкции» Невской ограды. Инициаторы исходили из того, что центральные ворота Невской ограды были убраны после покушения Каракозова на Александра II, тогда на их месте поставили часовню. К ней с обеих сторон вплотную пе- редвинули боковые ворота, правда, судя по сохранившимся фотографиям, часовня оста- лась ограде чужой. В 1931 году, большевики ее снесли, но старые ворота найти не смогли. Боковые ворота оставили на их новых местах, а между ними вставили новое выкованное звено. Оно получилось несколько длиннее остальных, к тому же цоколь под ним отли- чался по породе гранита, так как был взят от часовни. Хотя, благодаря качеству ковки все получилось органично — как все мы помним. Нынешние «реставраторы» разломали эту композицию, чтобы вернуть двое малых ворот на первоначальные места и поставить копию главных ворот, выполненную по чертежам архитектурного бюро Фельтена. Только выковать их они не смогли, и поэтому легкая ограда Летнего сада теперь разбита тяже- лыми литыми воротами — невозможно было и представить такое! Даже отлить новодел в правильных пропорциях у них не получилось, слишком тонкие требовались элементы, поэтому отлили все заметно толще.

Проблема не в конкретных людях, осознано совершивших это преступление. Речь идет об утрате одного из важнейших эстетических эталонов, всегда формировавших вкус и душу петербуржцев. У нашего поколения нет права не передать его нашим детям. Если только убранное звено ограды не уничтожено, все надо вернуть в прежнее положение, в том числе и боковые ворота. Нужно честно признать, что сегодня мы не имеем ни уровня мастерства, ни вкуса, необходимых для адекватного понимания и воспроизведения за- мыслов художников и заказчиков XVIII века. Если же школа все-таки сохранилась и такие мастера есть, то они полностью исключены из поля внимания администраторов, прини- мающих решения, что равнозначно утрате.

Скульптура

С ужасом представляю себе сцену: прихожу в Русский музей, а на стенах вместо картин — их ксероксы, очень качественные, соответствующие размерам оригиналов. Люди кругом, их много и все искусству радуются, а подлинникам не страшен ни один ван- дал.

Часто трудно объяснить, чем оригинал отличается от фальшивки, особенно если

«наши руки привыкли к пластмассе, наши руки боятся держать серебро» (Борис Гребен- щиков). Распознавать должно сердце.

Когда в Советском Союзе, не имея возможности ездить за границу, мы знакомились с архитектурой, скульптурой, живописью по художественным альбомам, — это было чем- то подлинным.

Иллюстрации Трауготов или Калиновского, или Пахомова, или Чарушина в любимых детских книжках были подлинными шедеврами, хотя выпускались миллионными тира- жами.

Пластинки или компакт-диски с записями любимых музыкантов — подлинники, хотя звучит картонка динамика, а не голос или скрипка.

А новая скульптура в нынешнем Летнем саду — фальшивка.

Понятно, что оригиналы XVIII в. из-за воздействия смол деревьев, росших в непосред- ственной близости, были повреждены и их нельзя было не эвакуировать. Но если бы их постепенно, в зависимости от степени разрушения, меняли на мраморные копии, сделан- ные достойнейшими студентами-скульпторами Санкт-Петербургской академии художеств, если бы возникла традиция ежегодно выставлять такую копию на некоторое время рядом с оригиналом, чтобы петербуржцы и гости могли оценивать новую работу, еще раз вгля- дываясь в старую, новая скульптура Летнего сада не была бы фальшивкой. Поступить так не поздно даже сегодня.

Сад

Господь сотворил Сад и человека в нем. Этот сад был лучшим из садов, сколько бы их ни было потом. Гуляя вместе с Творцом по Саду и давая имена всему, что там было, Адам назвал состояние свой души Раем. Поэтому сад — всегда о чувствах, наполняющих душу, а не о дорожках и беседках, которые есть лишь способ создавать эти чувства.

Грех проник в сердце человека, и сад, неразрывно связанный с человеком, утратил свою природу, став лесом. Однако Бог, по милости своей, оставил человеку воспоминание: на нашем трудном жизненном пути всегда есть сад. Иногда это лишь скромная аллея де- ревьев среди унылых блочных новостроек; ручей, в котором мальчики пускают щепки, наблюдая, чей кораблик быстрее; валун, почему-то не отпускающий нашего взгляда, — кусочек мира, который мы можем полюбить.

Садовник — это тот, кому дано подмечать связь мира с движением чувств и отбирать нужное, чтобы создать свой сад. Не всякий может быть садовником — так же как и поэтом, музыкантом, художником.

Можно взять план Летнего сада Земцова, наложить на него аксонометрический план Сент-Иллера, сверить это с акварелями и фотографиями, провести раскопки и в результате получить чертеж, схему — ноты. По одним и тем же нотам играют разные музыканты, де- лают примерно одно и то же, но у одних результат плох, у других хорош, у третьих восхи- тителен. Композитор сочинил хорошую музыку, но премьера провалилась — исполнение было ужасным.

Недавно вышла книга Виктора Корецвита «Летний сад Петра Великого. Рассказ о про- шлом и настоящем». Автор объясняет, что сделано при последней реконструкции и по- чему. Книга очень интересная и компетентная, хотя и не без лукавства. Рекомендуем ее всем. Как хорошо, что есть такая книга — как ужасно, что нет больше Летнего сада.

Есть те, кто любит Баха в исполнении Глена Гульда на рояле, и любые аргументы, что Бах пробовал фортепьяно, но сознательно предпочел клавесин, для них не имеют значе- ния. Они даже не сделают усилие, чтобы послушать Баха в исполнении Густава Леонхардта. Новый Летний сад не принимают как раз те, кого косными никак не назовешь.

Вдоль Лебяжьей канавки, в районе бывшего Второго Летнего сада, идет аллея, укрытая пока еще чахлыми боскетами. Через несколько лет они загустеют, но и тогда эта аллея будет пародией на уединенность, так как ее главное украшение — видеокамеры.

Как интерпретировать документы, артефакты, трактаты, которые, как кажется, дают достаточное представление о прошлом? Ответ на этот вопрос может дать пример совре- менных изготовителей клавесинов. Их задачей было возродить полностью утраченное искусство. Чтобы понять устройство инструмента, они делали тщательные обмеры сохра- нившихся оригиналов, исследовали древесину и ее обработку, кропотливо разбирались с технологиями и методиками, проводили изыскания в архивах в поисках трактатов и каких бы то ни было комментариев мастеров XVII–XVIII вв. Уже в 70-е гг. были получены первые хорошие результаты, например, инструменты Мартина Сковронека (Martin Skowroneck). Мастера создавали научные сообщества, обменивались открытиями, знако- мились с результатами работ друг друга, тесно сотрудничали с лучшими исполнителями. К началу XXI в. круг изготовителей клавесинов был весьма широк, их инструменты самых разных моделей звучали в Европе повсюду. То есть, был наработан огромный коллектив- ный опыт. У первых мастеров появились ученики, а потом и ученики учеников. Сложился рынок инструментов. Среди современных копий старых клавесинов были подлинные ше- девры, восхищавшие своим звуком. Оставалось только одно «но»: даже лучшие из этих копий, очаровывавшие музыкантов и аудиторию, при сравнении с сохранившимися ори- гиналами Анри Хемша (Henri Hemsch), Николя Бланше (Nicholas Blancher) или семейства Рюкерсов (Ruckers) качественно им уступали. Это значит, что оставалось что-то непонятое или понятое не вполне верно, ведь сделанный тобой инструмент — лишь проверочное действие твоего понимания. В декабре 2014 г. наш ансамбль — “Солисты Екатерины Ве- ликой” — приехал в Амстердам, чтобы дать концерт в Эрмитаже на Амстеле. Клавесин мы арендовали у мастера Джоэла Кацмана (Joel Katzman), которого знаем не один десяток лет, и вдруг, о чудо, его новый инструмент не уступал никому из стариков! Джоэл понял, Джоэл смог! Один инструмент — и с ним вся наша цивилизация прорвалась к тому, что было недоступно ей так долго. И неважно, что для сегодняшнего рядового слушателя, будь он в Европе или в России, подобное событие проходит незамеченным, эталон для того и нужен, что без него нет шанса вернуть утраченный вкус — когда придет время.

Как наивны и несведущи люди, полагающие, что они восстановили Летний сад Петра I — Екатерины II, считающие свои знания достойными выставляться в их музее, ко- торым стал теперь наш Летний сад, и даже всерьез обдумывающие, как бы брать за вход в него деньги с простаков.